9.
Немного передохнув, Алексей продолжил путь, очень надеясь добраться к месту до темноты. Идти пришлось по опушке леса вдоль реки. На тропинку выбежала собака, один в один, как та, что помогла мальчишке сбежать. Преградив путь, принялась вертеться перед ним: то так, то эдак; то на него посмотрит, то в глубь леса. Стало понятно: куда-то зовет. Но хотя в поведении животного чувствовалось что-то действительно важное, солдат не спешил сворачивать с маршрута. Голодный и уставший, он был не в том состоянии, чтобы пускаться в непонятные приключения. Да и солнце уже тянулось к горизонту, окрашивая небо в золотистый цвет. Уловив внимание человека, пес отбежал немного и призывно посмотрел на него: дескать, что стоишь, пойдем!
Алексей вспомнил взгляд того мальчика и сердце сжалось от предчувствия беды. Делать нечего, надо идти. Поправив вещмешок на спине, он медленно двинулся за бегущим впереди хвостатым проводником, осторожно переставляя трость. Идти с больной ногой было непросто: лес был негустой, но ухабистый; собака порывалась скорее добежать куда-то, словно в нетерпении, но останавливалась периодически, дожидаясь не слишком расторопного человека.
Наконец, показалась большая яма, у которой пес остановился и, со значением взглянув на солдата, гавкнул: мол, пришли. Далее принялся обнюхивать место. Алексей настороженно замедлил ход. Увидав, что человек не подходит, собака строго на него гавкнула, посмотрела в яму и чуть слышно жалобно заскулила. Подойдя ближе, он увидел, что яма глубокая, с отвесными стенками, должно быть метра два, а на дне ее сидел тот самый его недавний знакомый, обхватив тонкие колени своими худенькими ручками и уткнувшись в них лицом. На лай пса он никак не реагировал. Алексей озадаченно огляделся, ища способ помочь мальцу выбраться из этой ловушки. И как только он со своим проворством в нее попал?
Почувствовав присутствие постороннего, мальчик тут же встрепенулся, посмотрел наверх, и Алексей снова встретился с его взглядом, полным какой-то недетской грусти и даже отчаяния.
– Ты там как, цел? – немного отчего-то смутившись, спросил он.
Тот слегка кивнул, затем снова уткнулся в колени.
– Как тебя вытащить?
Этот вопрос Алексей задавал в первую очередь себе. Эх, если бы не больная нога! Стянув с себя вещмешок, он осторожно сел на землю и прикинул: нет, за руку мальчика, пожалуй, не вытащишь, а вот… – Он оценивающе взглянул на свою палку.
– Эй, мальчик, попробуй уцепиться, я тебя вытащу, – с этими словами Алексей протянул ему палку, сильно наклоняясь, чтобы просунуть ее как можно дальше.
Тот сначала вроде оживился и, по-видимому, готов был, вскочив, воспользоваться спасительным шансом, но вдруг какая-то тень пробежала по его лицу, и он, снова опустив голову, остался сидеть как сидел. Алексей хотел было посетовать на глупое, несвоевременное упрямство, но потом подумал, что вытаскивать таким образом ребенка – дело и впрямь безрассудное. В подобном положении он вполне мог свалиться или выронить трость. Вот была бы она подлиннее…
Поднявшись, под пристальным наблюдением пса он обошел яму и потом стал обходить местность в поисках чего-то более подходящего. Но ничего ему не попалось на глаза. Собака, видя, что человек удаляется, беспокойно загавкала и побежала за ним.
– Да тут я, – ворчливо отозвался Алексей.
Наконец, ему повезло: он наткнулся на небольшую кучу довольно больших веток, среди которых нашел подходящую, нужной толщины и размера. Кое-как обломав лишнее и попробовав новую палку на прочность, он поковылял назад, волоча ее за собой. Выбрав край потвёрже и поудобнее, он сел так, чтобы упор приходился на здоровую ногу. Осторожно просунув палку, чтобы не задеть ребенка, солдат убедился, что ее длины хватит с лихвой.
Но мальчик, даже заметив новое вспомогательное средство, все равно не двигался, предпочтя опять спрятать глаза и на него не смотреть. И тут даже у собаки, похоже, кончилось терпение, и она сердито погавкала в яму.
– Мальчик, все, давай, вылазь – мне домой надо, – устало вторил ей солдат.
– Дяденька… – послышался из ямы неуверенный голос после непродолжительной паузы. – А вы меня вытащить хотите, чтобы побить?
И было в этом предположении столько горечи, в сочетании с детской простотой и непосредственностью, что сердце солдата дрогнуло. Он в каком-то порыве хотел многое сказать мальчику, но просто ответил:
– Да не буду я тебя бить, не буду… – И сразу строго добавил: – Если вылезешь. Если нет – спущусь и надеру уши! И… и не смотри, что я это… Спущусь! Знаешь, на какие чудеса способен человек, если ему нужно? Нет? А я видал. Так что давай, лезь!..
Крепко держа палку, Алексей немного опасался, что она все-таки может сломаться, но зря: мальчишка был легким и взобрался наверх быстро. Как только до него можно было дотянуться, солдат взял его за руку и помог вылезти. Оказавшись на воле, мальчик бросился было бежать, но вдруг остановился и обернулся.
– Спасибо, дяденька… – тихо сказал он.
– Какой я те дяденька, – хмуро проворчал Алексей и потянулся за махоркой. – Вот заладил-то!
Он закурил. Видя, что ребенок отчего-то не уходит, не выдержал и спросил:
– Ты мне лучше скажи: как можно Родину продать? Пока мы там сражаемся за ваше будущее, вы тут такие дела творите…
Ответа не было, да он и не ждал. Ведь понятно, что если родители вступили на этот путь, то с ребенка спрос невелик. Просто мальчика ему было очень жаль.
Тот все не уходил, с любопытством наблюдая за солдатом и поглядывая с расстояния на вещмешок.
– Мальчик, а чем твоя мама болеет?
Опять погрустнев, мальчик пожал плечами и, окликнув пса, пошел прочь.
– Я просто… я не врач, у меня дядя был врачом, помер недавно, – Алексей вздохнул. – И тоже, быть может, могу помочь…
Мальчишка оглянулся и посмотрел на солдата недоверчивым взглядом, в котором слабо засветились искорки надежды.
– Только… – Алексей взглянул наверх, на кусочки неба, проскальзывающие сквозь крону деревьев. – Только я буду вынужден проситься к вам переночевать.
Немного отдохнув, солдат взял палку и начал медленно и неуклюже вставать, немного стесняясь глаз ребенка, бесхитростно и отчасти нескромно наблюдавшего за ним. Алексею в смущении даже подумалось про себя, что он все-таки хорош: вызвался помочь чужой матери, а сам при этом калека. И, как это часто бывает, приписал свои мысли мальчику. Но тот совсем о том и не думал; скоро опомнившись, он подбежал взять вещмешок солдата и… вдруг поднял на Алексея свои глазенки и нерешительно прошептал:
– Вы только маму мою не обижайте…