Дарья Жолобова. Сын предателя

8.

 

И он сбежал – без мамы, с собакой. Они прятались глубоко в лесу; Сережа находил ягоды, жевал разную травку, даже пробовал жучков. Все это подкрепляло силы, но полностью не насыщало. Перевалило за вторую половину августа, и хоть погода выдалась ясная, но все же было достаточно прохладно, особенно ночами. Мальчик спал в обнимку с Дружком, греясь о его тепло, или залезал на какое-нибудь дерево. Людей он избегал, никому не доверяя, и собаку свою при чьем-нибудь приближении шепотом, с детской непосредственностью просил вести себя тихо и не выдавать их обоих.

Он мечтал вернуться к маме, но боялся даже приближаться к дому, опасаясь, что его там поджидают. После недели скитаний и мальчик, и собака устали и изголодались. Одежда мальчика износилась, он все больше походил на чумазого оборванца и чувствовал себя так же. Наконец он решился вернуться. Отчасти заставили голод, усталость, тоска по дому и нарастающий страх того, что нет больше ни дома, ни матери. Несколько дней подряд он прибегал на разведку и наблюдал за домом издалека, но никаких признаков присутствия немцев не было. Мама тоже не появлялась. Дом стоял, но в нем словно никто не жил. У мальчика защемило сердце. На третью вылазку он все-таки осмелился подойти ближе. Еще на подступах было видно, что их участок разорен, словно стадо слонов по нему прошлось. Везде валялся мусор, остатки дров, занавески в окнах болтались как придется, даже калитка едва держалась. Дверь в дом была закрыта, что давало некоторую надежду.

Потоптавшись у ограды, мальчик вошел внутрь; собака проследовала за ним, по обыкновению что-то вынюхивая. Заходить домой сразу он не стал: было страшно, что там никого нет, кроме чудищ, однажды ворвавшихся в их жизнь. Совершенно не зная, что ему делать, Сережа подошел было к окошку, но вдруг где-то на задах залаял пес. Мальчик встрепенулся: немцы! Первой мыслью было тут же бежать, но он уже раз сбежал, бросив маму. Где она после этого, он не знал. Теперь он мог лишиться последнего друга… Нет, бежать он больше не станет. Вздохнув, он двинулся спасать пса.

Однако спасать никого не пришлось. На лавочке, с другой стороны дома, сидела старушка, обернутая маминым шерстяным платком. Собака, виляя хвостом, пыталась лизать ей руки, но женщина не реагировала, будто находясь в забытьи. Сережа, увидев ее, в недоумении замедлил шаг, но поняв, что это никакая не старушка, а мама, бросился к ней. С трудом очнувшись, она поначалу не поверила тому, что видит. А когда убедилась, что сын ей не грезится, что он живой и здоровый – расплакалась.

– …Они ведь сказали, что ты утонул, Сережа! Сказали, что утонул!

Она была очень слаба и бледна, глубокие морщины, которых еще недавно не было, изрезали лицо. Сережа покорно позволял себя тормошить и ощупывать, чувствуя между тем, как силы его покидают. Она лихорадочно что-то быстро говорила, просила прощения и за себя, и за отца, вспоминала дочку, но он не понимал ее слов. Вдруг в нем обнаружилось, что он сам едва стоит на ногах и страшно хочет есть и спать.

Мать с сыном с трудом зашли в дом. Там был тот же удручающий беспорядок и грязь.

– Мне даже покормить тебя нечем, – тихо посетовала Зоя. – И топить нечем. Все забрали, изверги.

Ее шатало от слабости, она шла, все время на что-то опираясь: на стены, мебель.

– Боже, Сережа, какой ты грязный, чумазый! И я ничего не могу… Как нам жить теперь, не знаю…

 

Поесть мальчик все-таки нашел – две краюхи черствого хлеба ненадолго усмирили голод, и Сережа, едва приложив голову к подушке, крепко заснул. Наутро он встал, и они с Дружком пошли плескаться на речку, впрочем, вода была уже холодная, вдосталь не наплескаешься. Кое-как вымывшись дочиста и сменив одежду, стали возвращаться обратно. По пути им встретились ребята, с которыми он некогда дружил. Они стали задираться

– Ну что, помогли вам ваши фашисты? – кричали мальчишки.

«Предатель! Нацист!» – слышалось со всех сторон. Стараясь не слушать обидные выкрики, Сережа с собакой шел своей дорогой молча, низко опустив голову.

 

Днем мама дала ему денег, на которые Сережа купил молока и хлеба. Так они некоторое время прожили. Мальчик ловил рыбу, искал в лесу грибы и ягоды, носил воду и ветки для растопки печи. Но вскоре деньги кончились и приближались холода, а Зоя никак не выздоравливала. Немного воспрянув духом после возвращения сына, она вскоре снова начала угасать, морально придавленная безысходностью положения.

– Нужно было позволить им забрать тебя, – говорила она, имея в виду односельчан, сочувствующих мальчику.

В другой раз сказала, чтобы с наступлением зимы бежал к соседям и просился к ним.

– …Что с ребенка взять, Сережа? – говорила она, больше рассуждая сама с собою. – Поклонись им; скажи, что заставляли. Это же правда! Время трудное, но люди – добрые, ребятенка не выкинут. А я пока поправлюсь. Мне быстрее полегчает, если буду знать, что ты сыт и… – Она вдруг осеклась, вспомнив, что сама грозилась натравить на них немцев, если они заберут Сережу. – О, как я перед тобой виновата!

После этого разговора Сережа долго сидел на скамейке до самой темноты, болтая ногами. Куда же он уйдет – а мама?

Мальчишки Сережу допекали все больше. Бросали, завидев, камни, комки грязи. Как и прежде, в этом был не столько патриотизм и благородное негодование на его служение немцам, сколько просто дурной характер. Они мешали ему рыбачить, распугивали рыбу, сталкивали в воду, гнали отовсюду, обзывались и многое другое. Мальчик не отвечал им лишь поначалу, а потом тоже научился кидать камни и даже лезть в драку. Часто его защищал Дружок, рыча на неприятелей и оскаливая зубы. Иногда кусал кого-то для острастки.

Так и вышло, что однажды, в середине сентября, завязалась драка, в ходе которой Сережа кинул камень и попал в чужое окно. Хозяин видел, что это он, и бросился за ним. Дальше мы знаем, что было. Отбившись с помощью Дружка от разъяренного хозяина, мальчик рванул к дому. Чтобы долго не обходить, пошел через лес. Последние слова, полетевшие ему вдогонку (о том, что хозяин разбитого окна придет к ним домой), вызывали досаду. Эх, вот надо же было так промазать!

Но беда не приходит одна. Идя по лесу, Сережа так углубился в свои невеселые думы, что оступился и упал в яму. После безуспешных попыток вылезти из ловушки он сел и, подобрав колени, затосковал, слушая возню собаки наверху. Нет, Дружок ему не сможет помочь, думал мальчик. Никто ему не поможет… И мама будет тревожиться – эта мысль печалила больше всего.