4.
Вечер был странным. С одной стороны, тихо и уютно, как всегда. Маленькая комнатка, две кровати, люлька, мама, склонившаяся над ней… С другой – чужие звуки за пределами комнаты, врывавшиеся время от времени в их кажущийся привычным мир и тревожащие душу. Сережа лежал в рубашонке, заботливо укрытый теплым, приятно тяжелым одеялом, утомленно хлопая глазами. Несмотря на усталость, сон не шел. Мальчик ждал маму, чтобы уткнуться в нее и уснуть. Обычно Зоя не укладывала сына рядом с собой, но сегодня сделала исключение, чувствуя, что это нужно им обоим.
Блуждая бесцельным взглядом туда-сюда, Сережа наконец увидел на тумбочке рядом с кроватью маленький игрушечный танк, сделанный из металла. Вмиг забыв обо всем прочем, мальчик осторожно приподнялся, взял игрушку и принялся ее рассматривать, словно завороженный. Танк был зелено-желтой раскраски, удивительно блестящий и очень похож на настоящий: гусеннички двигались, пушка вращалась туда-сюда. Такие игрушки Сереже нечасто доводилось видеть, не то что брать в руки. Однако вскоре очарование уступило место сомнениям, а потом он понял, что это – не советский танк и не просто танк. Это – вражеский танк. Он видел похожие на фотографиях в газетах, которые ему иногда показывали взрослые или старшие дети, давая необходимые пояснения.
– Ну что, Сережа, нравится? – спросила Зоя, подсев на краешек постели к сыну. Вопрос прозвучал неестественно. Она уловила на лице Сережи тень озадаченности и теперь боялась… сама не зная, чего. Эта безотчетная тревога с начала войны стала постоянной ее спутницей, менялись только причины, которым можно было ее приписать.
Сережа не ответил, будто не услышав вопроса. Как-то не по-детски сосредоточенно он катал танк по подушкам, одеялу, вертел пушку.
– Это от тех… кто у нас гостит. Ты завтра обязательно поблагодари… ты же у меня вежливый мальчик, правда?
Сережа наконец посмотрел на мать и в его взгляде снова промелькнуло что-то чужое, незнакомое. То, чего она никогда не могла понять и что ее немного даже пугало. Но это продлилось всего мгновение, после чего он отвернулся и как-то смущенно помотал головой.
– Нет, не вежливый?
Сережа, хитро улыбнувшись, снова помотал головой.
– Ну, я все бате расскажу, когда он вернется! – шутливым тоном пригрозила она, радуясь возможности разрядить обстановку.
При упоминании отца сын погрустнел.
– А он вернется? Томка сказала, что у Никитки Комарова отец уже никогда не вернется.
Лицо Зои слегка побелело, а потом и вовсе стало похожим на какую-то застывшую восковую маску.
– У него, – не своим голосом начала она, – может и не вернется. А у нас вернется! Слышишь? Только мы должны держаться и вести себя правильно, послушно! Понимаешь? И не ходи со двора… не ходи к ним. Будь у дома, сынок, играй тут. Они сами по себе, мы сами по себе… Все будет хорошо. Теперь все будет хорошо!
Сережа чуть было не спросил, а как же его друзья, как же дед Матвей. Но вдруг понял, что ни о чем не хочет больше говорить. Слова матери не успокоили его, а напротив, внесли в сердце еще большую сумятицу.
Свет погас, они улеглись. Несмотря на материнское тепло, Сереже сон не шел. Взгляд его то и дело натыкался на стоявший на тумбочке танк, и в душе росла необъяснимая тревога. В неверном лунном свете он все больше походил на настоящий… Казалось, еще чуть-чуть и он начнет двигаться, вертеть пушкой в разные стороны. И вдруг ему почудилось, что тот и правда шевельнулся… Мальчик нырнул под одеяло. От бабок он не раз слышал, что дурные духи иногда могут вселяться в вещи и творить разные дела. А что если немцы и изнутри сделали танк настоящим? Вдруг он умеет стрелять? Там ведь еще Дуня спит… Не окажется ли сестренка под прицелом?! Сережа потихоньку вылез из-под спасительного укрытия и, привстав, оценил обстановку. Прикинул, что, действительно, танк находится на уровне кроватки и пушка может легко быть направлена на нее. Вздрогнув, он быстро схватил игрушку и аккуратно опустил на пол. Все, теперь можно было засыпать. Но отчего-то все равно не спалось.
Решил отнести танк подальше. Кружил, кружил по маленькой комнатушке… Оказался у оконца, открыл неплотно притворенную по случаю теплой ночи створку и…
– Сережа, – раздался тревожный мамин голос, напугав мальчика до того, что он выбросил танк в окошко. – Ты чего не спишь?
Сережа замер, понимая, что сделал что-то не то. От осознания этого запылали щеки, чего в темноте, конечно, не было видно. Он вообще-то не собирался ничего выкидывать, просто хотел попробовать выставить игрушку куда-нибудь за окно… до утра.
Зоя тоже все это время не спала. Она вообще не была уверена, что ей удастся уснуть. С наступлением тяжелых времен – особенно с уходом мужа на фронт и с его последующим переходом на вражескую сторону – ее весьма часто стала мучить бессонница. А теперь враги в доме… Нет, нельзя так про них думать, иначе с ума можно сойти! У них ее муж…
«Как он мог поставить нас в такое положение? – порой думалось ей. – Меня, сына…»
Но сразу же приходил откуда-то из подсознания ответ: видимо, иначе он просто не мог. Не хватило воли, не хватило силы. Может, разум помутился… Война – это страшно, не всем быть героями.
– Я их всех в пух и прах развею, этих фрицев! – уверенно, с воодушевлением, говорил он, рассматривая в зеркале себя в новеньком кителе. – Вот увидишь, я с медалями вернусь!
А Зоя, холодея душой, тихо стояла и слушала, явственно ощущая в его словах дурное предзнаменование. Однако она молчала: женских причитаний и слез он не выносил.
С каждым письмом его бравада все больше сходила на нет – в его скупых словах это хорошо проглядывалось. Чувствовалась скорая беда… Однако сыну Зоя неизменно внушала, что папа – герой, и сама пыталась в это верить. Ей хотелось быть женой героя, хотелось, чтобы о ее муже говорили в их селе. Что ж, скоро о нем действительно заговорили…
Безуспешно пытаясь отбиться от назойливых мыслей и уснуть, она переключила внимание на сына. Он тоже не спал, ворочался. То льнул к ней, то вырывался, залезал под одеяло.
«Наверно я совсем никудышняя, – думала она, – даже сыну со мной неспокойно: то сбегает, то уснуть не может. А вдруг все это как-то скажется на его здоровье?»
Потом он встал, начал бродить по комнате. Наконец ей показалось, что он отворил окошко…
Не дождавшись от сына ответа, женщина встала, прикрыла окно поплотнее и отвела Сережу обратно в постель. На этот раз он заснул быстро. Обняв его крепко, Зоя пыталась передать ему всю ласку и тепло, на которое была способна. От его спокойного сопения тревога немного улеглась, сон вроде начал подкрадываться и к ней, но вдруг в другой комнате раздались негромкие голоса и смешки. Она вздрогнула. Ничего угрожающего: им просто не спалось… Но сон вновь отступил, вернулось беспокойство. Ей внезапно отчетливо вспомнилось, как Сережа что-то выкинул в окно. Игрушка! Сердце застучало, глаза забегали в поиске… Осторожно освободившись от сына, она встала, заглянула под кровать, потом обошла, посмотрела там и сям. Через некоторое время, уверившись в своей догадке, она обернулась на спящего мальчика и сокрушенно выдохнула: «Эх, Сережа-Сережа…» Подумалось, что непременно нужно встать пораньше и найти эту игрушку, а то еще чего доброго они найдут.
Однако тревога погнала ее раньше. К тому же Зоя справедливо решила, что небольшая ночная прогулка пойдет ей на пользу. Хотелось вырваться на волю… хоть на пять минут. Было еще совсем темно. Торопливо накинув домашнее платье поверх ночной рубашки, она села на кровать и стала прислушиваться, дожидаясь, когда все в другой комнате затихнет и повиснет устойчивая тишина. Всегда в такие моменты просыпалась какая-то родовая память и инстинктивно хотелось молиться, но она не умела. Подобно многим из ее окружения, она не верила в Бога.
Проспал Сережа недолго и внезапно проснулся, как только забрезжил рассвет. Он сам не понял, почему проснулся. Сев на кровати, он огляделся: все вроде так. Только мамы нет.