Эпилог
Машина остановилась у старой, покосившейся ограды. С сильно бьющимся сердцем Алексей взирал на свой дом. Родителей не было видно, но стайка местных ребятишек, собравшаяся неподалеку, с любопытством поглядывала на приезжих. Некоторые, разглядев Алексея и узнав его, ужасно ему радовались, других больше интересовала собака, смирно сидевшая в кузове и, высунув язык, оглядывавшая ребят. Осторожно освободившись от спящего мальчика, Алексей вылез из машины. Дядя Саша остался ждать, с сочувствием поглядывая на Сережу, личико которого было еще красным от недавних неистовых и безудержных горьких слез. Хотел устроить его поудобней, но побоялся разбудить.
– Да уж… – скорбно вздохнул он, вспоминая случившееся. – Ну и дела…
Мать Алексей нашел на заднем дворе. Что-то бормоча себе под нос, она сгребала желтую листву. Увидев сына, женщина вскрикнула и, выронив грабли, бросилась к нему навстречу.
Наплакавшись, наобнимавшись и расцеловавшись, они присели на лавку под ветвистыми березками. Алексей любил это укромное местечко, особенно было упоительно соорудить здесь гамак и лежать себе, лежать, мечтать…
Мать рассказала об их делах. Все у них хорошо, отец поехал в город по делам.
– А… а Катя еще не посватана? – спросил он с замиранием сердца. Несмотря на ее письма и признания, ему хотелось удостовериться. Ведь все бывает очень изменчиво в нашей жизни. Девушку и насильно могли отдать, и кто приглянуться мог.
– Да что ты? Она ни на кого и не глядит, тебя одного и ждет, – улыбнулась мать. – Вот ты вернулся, теперь можно и свататься идти, и свадебку играть.
Алексей отвел глаза, чуть понурившись.
– Да не спеши, мать… Еще поглядеть надо, нужен ли ей такой, – он покосился на изувеченную ногу.
– С лица воду не пить, сынок. Ежели девка хорошая, ей все равно будет: хромой, рябой, косой – главное свой, родной. Мужики, вон, без рук, без ног возвращаются, а их бабы любят, жалеют…
Алексей промолчал, с досадой подумав, что не желал бы, чтобы за него из жалости шли. Рассказал о мальчике в двух словах.
– Ему побыть с нами, наверное, придется… Надо хоть с матерью дать попрощаться и ее похоронить по-человечески. И вообще надо разобраться, что там да как…
Устроив мальчика, мужчины, недолго посидев и выпив по стопке водки на дорожку, поехали обратно.
В Тамбов Сережу увезли на следующий день. Тело матери нашли совсем обгоревшим, прощаться там не с кем было. К тому же разный люд мог на похороны прийти, с разными взглядами и речами. Правильно или нет, но мальчику решили лишний раз душу не травить. Тем более что дяде Саше надолго задерживаться нельзя было. Да и с Сережей что-то неладное творилось: с момента их приезда никто не слышал от него ни звука. Он лишь кивал, мотал головой и жался к своей собаке. Пришлось запустить ее в дом, а то он бы и на улице спал. Почти ничего не ел, если уговаривали поесть побольше – рвало.
…Поздним осенним вечером, накануне отъезда, дядя Саша, Алексей и его отец сидели на крыльце и курили. Говорили мало, очень устали. Тяжелая у них вышла поездка, тяжелый день… Иногда день за целую жизнь выходит. Алексей спросил:
– А что с отцом мальчика вышло?
Помолчав, дядя Саша ответил:
– Пронес гранату в штаб, где в числе прочих присутствовал их генерал и те немцы, что у него в доме жили… и подорвал всех вместе с собой. А перед этим я к ним было в плен попал… Помог сбежать. Записку для жены передал, умолял отдать. Каялся, говорил, что лучше бы немцы его тогда пристрелили… И с женой, знал, что эти скоты творили, и как сына в свои клешни хотели взять, и земляки, убитые им, ему во сне являлись. Сказал, что невмоготу с этим со всем жить и он обязательно что-нибудь придумает… Чувствовал, что скоро возможность представится… – Он резко оборвал речь свою, словно комок вдруг в горле встал.
Ясная ночь намечалась: звездная, лунная и холодная. А где-то вдали гремело и грохотало. И казалось, что мир никогда не настанет. Но придет день, и Война закончится.
Враг будет разбит, Победа будет за нами.