«В колонном зале Дома Советов прошла премьера фильма Андрея Петровского «Магия жизни». Помимо зрителей и коллег по кинематографическому цеху, на премьере присутствовал сам товарищ Сталин, который горячо поддержал новое слово Петровского в советском киноискусстве. Некоторые наши критики прежде осуждали смелые идеи режиссёра, видя в них ненужный модернизм, однако товарищ Сталин гениально разъяснил, что именно такое направленное вглубь советского человека искусство сейчас и нужно зрителю. Модернизм с социалистическим лицом, как объяснил генералиссимус. Товарищ Петровский был представлен к высокой награде – Сталинской премии II степени».

Странно. Когда это было и что значит эта заметка? Я пришёл в киноархив составить каталог советских военных фильмов, выпущенных в позднесталинские годы, и случайно наткнулся на неё в одной из папок. Товарищ Сталин – ценитель модернизма? Быть того не может! Это всё на неудачную шутку похоже, но бумага не врёт. Не могут же редакторы газеты в те лихие годы просто выдумать то, чего не было! Их бы расстреляли за клевету на вождя народов и искусство социализма. Да и я занимаюсь советским кино уже двадцать лет, диссертацию защитил по сталинскому кинематографу, но никогда не слышал о режиссёре Петровском и его якобы модернистском фильме «Магия жизни». Шутка ли, новое слово в социалистическом искусстве! Когда-то в 1930-е был отправлен на полку «Строгий юноша» Абрама Роома, хотя его не очень-то можно назвать советским модернизмом. А тут сам Сталин якобы говорит, да ещё восхищённо, что фильм Петровского – советский модернизм. Радуется новому искусству. Нет, сложно поверить.

Необходимо поискать сведения об этом Петровском, кто это такой. Так, вот аннотированный каталог по режиссёрам сталинской поры. Ищем – Петровский. Что-то не находится. А, вот карточка нашлась! Читаем. «Петровский Андрей Владимирович. Родился в Москве в 1908 году. Учился во ВГИКе в 1926 – 1931 гг. Ученик Сергея Эйзенштейна». Вот это уже интересно. Ученик не ученик, а при всей близости учителя к власти вторую серию «Ивана Грозного» до проката не допустили, на пересъёмку отправили. А тут прямо сам Сталин рукоплескал советскому модернизму. Могло ли такое быть в то время?

Судя по каталогу, Андрей Петровский снял всего два фильма – сначала историко-революционную драму «Бронепоезд» о Льве Троцком в 1933 году (возможно ли это?), а затем «Магию жизни» в 1951 году. Дальнейшая судьба Петровского неизвестна. Чем он занимался между 1934, годом премьеры его первого фильма, и 1951 г., тоже неясно. Есть сведения про участие Петровского в съёмках «Бежин луга» Эйзенштейна в 1937 году, якобы он был вторым монтажёром, но сам фильм, как известно, не уцелел. И картины Петровского под вопросом – в киноархиве их нет и не сказано остались ли плёнки, и, если остались, где с ними можно ознакомиться.

Позвонить что ли моему учителю, профессору Картову? Он прожил долгую жизнь, родился как раз при Сталине. Может, он что знает о Петровском? Вот только, беда, мобильник разрядился. Вечно я его на зарядку забываю поставить. Ну ничего, тут есть телефон на столе архивариуса. Вот сейчас папочку возьму с делом Петровского. Так, что тут ещё? Ага, фотографии со съёмок, уже пожелтевшие от времени. Вот это, видимо, Петровский перед киноаппаратом на фоне гор. Написано, снято на съёмках «Бронепоезда» 27 марта 1933 года. Какой киногеничный профиль! Хоть в кино снимай. Высокий рост, кудрявые волосы, волевой подбородок. Так, а это что? Ага, сообщение о выданном Петровскому дипломе с отличием. И даже имеется его фото, ещё более юного, по-видимому, из личного студенческого дела.

А это что? Так, раскадровки. И ноты – видимо, музыка к фильму. Какой-то бравурный марш, если я правильно ноты понял. Допустила бы партия снимать фильм о Троцком в 1933 году, ведь он тогда уже был главный критик Сталина из-за границы? Что-то слабо верится. Не мистификация ли? Может, шутка студентов?

Да нет, их в архив даже силой не затащишь. И фотографии явно тех годов. Если и подделка, то очень качественная. Но смысл выдумывать режиссёра? Видимо, ещё одно забытое имя. Представитель советского модернизма. Интересно. Осталось только побольше о нём разузнать.

Архивариус куда-то вышел. Ничего, телефоном на его столе воспользуюсь, не могу долго ждать. Гудки. Профессор один живёт, да
глуховат. Без слухового аппарата уже ничего не слышит. Надеюсь, не снял его. Нет, ответил.

Профессор: да, слушаю.

Я: здравствуйте, Владимир Семёнович! Не отвлёк вас?

Профессор: нисколько. Я сейчас дописал очередную главу истории советского кино 1930-х и спать собирался.

Я: вот это прекрасно! Вы точно мне поможете.

Профессор: ну, помогу, чем смогу. Так в чём дело?

Я: тут в архиве я наткнулся на сведения о прежде неизвестном мне режиссёре. Петровский Андрей Владимирович. Якобы снял фильмы «Бронепоезд» и «Магия жизни». Советский модернист, сам Сталин хвалил, как написано в прессе. Вы о нём знаете? Я не то, что фильмы не смотрел, никогда имени его не слышал.

Профессор задумался: да, задали вы загадку. Что-то сразу и не вспомню. Советский модернизм – прямо звучит смешно.

Я: и я про то же. Но тут в деле вырезка из газеты лежит…

Профессор: да я вам верю. Просто не припоминаю… Подождите-ка. А не тот ли это Петровский, которого из Союза кинематографистов исключили после XX съезда партии? Якобы сталинский любимчик был. Да, вполне возможно. Он потом в архиве работал, где вы как раз находитесь.

Вот это поворот! Прямо как в детективе.

Я: а вы фильмы его видели?

Профессор: вряд ли. Я думаю, их уничтожили. Тогда боролись со сталинскими тенденциями в киноискусстве. Если эти фильмы не пользовались большой популярностью у рядового зрителя, а его работы наверняка не пользовались, то скорее всего плёнки смыли. Но точно об их судьбе может знать Андрей Степанович Вострецов. Он был в те годы заведующим архива. Сейчас я дам его номер, подождите. Если кто-то и знает больше меня об этих фильмах и Петровском, то только он.

Записал номер. Из дома позвоню. Профессора поблагодарил и с чистой совестью могу вешать трубку. А вот и архивариус. В туалет, говорит, ходил. Ну, мне его помощь уже не нужна. Ещё поработаю чуток и домой.

Ну вот я и дома. Жена уже спит. Ничего, ужин разогрею и позвоню с утра Андрею Степановичу. Скоро, наверно, жена начнёт в неверности меня подозревать – всё время поздно возвращаюсь. Что делать, наука увлекает не меньше, чем любовница. Не зря Ингмар Бергман кино как раз и сравнивал с любовницей.

Ужин разогрел. Взял с полки собрание сочинений Эйзенштейна. Может, в алфавитном указателе имён Петровский есть. Если он действительно был учеником Эйзенштейна, то должен быть. Здесь упоминаются даже работники сцены и рядовые сотрудники газет, с которыми контактировал Эйзенштейн. Так-с, посмотрим.

Увы. Пролистал весь указатель, но Петровского не нашёл. Прямо загадка какая-то. Словно специально его имя изъяли. Или же газетная заметка врёт? Да нет, быть того не может. Бумага точно тех годов.

Так-с, а теперь поищем мемуары Вострецова. Где-то была его книга. А, вот она. Листаем. Вот большая глава его воспоминаний о руководстве архивом в 1950-е гг. Насколько я помню, Вострецов работал в архиве с 1940-х, а на пенсию ушёл уже при Брежневе. Сейчас ему лет девяносто. Настоящая живая история кино.

Читаем по диагонали. Брависсимо, а вот и упоминание Петровского! Вострецов пишет, что он был разжалован из режиссёров после XX съезда КПСС и до пенсии работал в архиве. Ушёл на покой в 1969 в должности старшего архивариуса и вроде бы куда-то уехал, но автор не знает точно куда. То ли в Казахстан, то ли в Крым, то ли в Подмосковье. География такая, что прямо сыскное агентство нанимай.

Ладно, с утра позвоню Вострецову и лично спрошу. Книга ведь не о Петровском всё-таки. Возможно, они особо не общались.

Вострецов пишет, что в киноархиве Петровский заведовал сектором киноискусства сталинской поры (вот-те на!) и даже, вроде, научную работу вёл, но я не припомню его книг или статей. Хотя вот автор ссылается на одну книгу Петровского, посвящённую советскому модернизму. Судя по библиографическим данным, приведённым в ссылке, издана в 1959 году средствами киноархива ограниченным тиражом.

Ну вот, уже кое-что узнали, а ведь это только за первый день. Уверен, завтра буду знать о Петровском ещё больше. Возможно, Андрей Степанович даже знает, где его фильмы найти. Может, в подвале киноархива лежат. Фильмов-то так много нынче, а площади для хранения ограничены. Какие-то бобины в подвал кладут, где они пылятся и порой приходят в негодность. Я поднимал эту проблему на коллегии Министерства культуры, но воз и ныне там. Как известно, наша страна лишь на словах ценит собственное прошлое, а на деле хоть трава не расти.

Проснулся рано, едва жену не разбудил. На часах только восемь часов утра, лекции во ВГИКе у меня с двух, так что есть время поработать немного в архиве и, конечно, позвонить Вострецову. Пока перечитаю некоторые статьи Эйзенштейна и Пудовкина. Их теории мне для каталога нужны. А часов в десять можно смело звонить. Пожилые люди много не спят, хоть им и можно – на работу-то не идти.

На часах без десяти десять. Я только закончил перечитывать статью Эйзенштейна, посвящённую монтажу аттракционов. Думаю, теперь вполне можно Вострецову позвонить. Снял трубку, набираю номер. Гудки несколько секунд, наконец, трубку сняли. Голос на другом конце провода явно не старческий. Странно. Неужто профессор Картов мне не тот номер дал?

Я: здравствуйте, я доцент кафедры истории отечественного кино ВГИКа. Могу я поговорить с Андреем Степановичем? Простите за любопытство, вы его сын?

Голос по телефону: да, Михаил Андреевич, работаю в «Коммерсанте». Тоже о кино пишу.

Я: да-да, припоминаю ваши рецензии. Очень хорошие. Рад, наконец, с вами лично познакомиться. С удовольствием поговорил бы, но у меня есть дело к вашему отцу.

Голос на другом конце провода вздохнул и сказал: к сожалению, вы немного опоздали. Отец умер вчера ночью. Сейчас сотрудников ритуальной конторы ждём.

Я хоть и не знал Вострецова лично, но был в шоке. Единственная ниточка, связывавшая меня с загадочным Петровским, оборвалась.

Я: приношу вам свои соболезнования. Понимаю, как вам тяжело сейчас.

Голос по телефону: да, тяжело. Но отцу был девяносто один год. Он сам говорил, что зажился. Все его друзья умерли, даже некоторые ученики. Он скончался без мучений. Но спасибо вам за соболезнования. А, вот и в дверь стучат похоронщики. Жена пошла открывать. С удовольствием бы с вами поговорил, но…

Я: конечно. Не буду вас отвлекать. Ещё раз примите соболезнования.

Ну вот и нет больше Вострецова, свидетеля сталинской эпохи. И надежда выяснить что-либо о судьбе фильмов Петровского умерла вместе с ним. Разве что в подвале киноархива розыск проводить, да там сотни бобин. Это целый год их отсматривать надо.

Жена приготовила кофе, зовёт меня. Печально, когда погибает история. А люди и есть живая история. Именно через их свидетельства мы и знаем о прошедших временах.