и на плетенье дней так мало ярких кружев.
Оплаканы дары, оплачены счета,
и вызрел постулат, что мне никто не нужен,
раз это не любовь, но где её искать –
средь бабочек зимы или снежинок лета?
И, может быть, одна осталась благодать –
в церковной тишине молиться на коленях?
Я поздно поняла таинственный запрет
участвовать во всех чужих мирах и войнах.
Казалось, что душа, летящая на свет,
ещё своё возьмёт и вырвется на волю,
чтобы догнать любовь против теченья дней,
всё прочее – туман, мираж, фата-моргана.
Но время истекло: в слепой игре теней
полжизни промотав, бессмертье проморгала.
Остужен Рубикон, подведена черта –
черты моей судьбы слились с чертами строгих
монахинь, и уже так трудно прочитать
в их лицах озорство девчонок босоногих.