Господи, здравствуй. Вот я, весь, что есть, и пришёл.
Прямо к Тебе из окопа, не прибранный, грязный.
Пахнет на небе у вас чудо, как хорошо,
Там пахнет порохом... кровью и потом... весною... Разным.

Надо сказать по другому, а как - я не знаю, прости.
Видел Тебя на иконе - от силы пяток раз, не боле,
Пальцы сложить не умею, сжал, словно монетку в горсти.
И матершины рот полон, но это от дикой боли.

Нас беспилотник укропский в прицел с друганом взял, ага.
Только из отпуска парень, сынок у него народился,
И тут эта, будь она проклята, "баба-яга"
На нас сто двадцатый калибр... Я в первый раз перекрестился.

Ты, Господи, можешь не верить, а я и не помню как
Пузом упал на ту мину в окопную нашу жижу,
Чувствую, что лечу и больно. Господи, больно так!
А кишки летят за мною, и я их глазами вижу.

Лечу, матерюсь на чём свет... так с матом и долетел.
А от взорвавшей мозг боли здесь даже следа нет .
Рассказывали, Ты в своё время помучился на Кресте.
А мне повезло, я сразу - и прямо к Тебе. И куда мне?

Вновь прибывшим, слышал, положено на Страшный Суд,
А я жил неряшливо... баб любил, ну и стакашек.
Крестился - вот, перед штурмом, вчера в тыловом лесу.
Но, честно, мне - после войны - уже ничего не страшно.

... Как будто из боя не вышел, сжимает в руках автомат,
В разодранном камуфляже. А Бог сидит на Престоле
И говорит с улыбкой: иди, отдыхай, солдат.
За жизнь отца сын его душу твою отмолит.