Он вырвался из сна, где каркали вороны,
Где ветер мертвую листву кружил впотьмах…
Оделся, вышел в сад, - там расцвели пионы, -
Подумал: «Жизнь прошла, а в сердце – боль и мрак».

Был предрассветный час – час горьких размышлений.
Он говорил себе: «Да, я был не святой.
Мне с самых ранних лет твердили, что я гений,
Я это знал и сам, - и был так горд собой.

Картины, вернисажи. Жизнь была прекрасна.
К тому ж, я был тогда красив, как Адонис,
Любили женщины, - кто трепетно, кто страстно.
Я их не отвергал. Предпочитал актрис.

А враг меня прельщал деньгами, лестью, властью,
Он постепенно загонял меня в тиски.
Писал я много, но бывали дни ненастья,
Когда вином глушил приливы злой тоски.

В любом кругу - был в центре. Не было мне равных,
Я видел лишь толпу завистников, Иуд.
Ах, повиниться бы! Созвать друзей всех давних,
Но знаю, – не простят, но знаю, - не придут.

Душа так жаждет чистоты, любви, участья.
Поеду к Утрене в ближайший монастырь.
Хочу на исповедь. Я не готов к причастью,
Покаюсь пред Тобой и лбом коснусь святынь.

Светает…Мне пора, но боль так грудь сжимает…
Отринув прах земной, я быть хочу с Тобой!
Восход неистово сегодня полыхает…
Прости меня за всё, я сын несчастный Твой…»
-----
Его нашли лежащим навзничь, у мольберта,
В саду, где он творил, где рисовал цветы.
Все удивлялись вслух, что отпечаток смерти
Каким-то светом озарил его черты.