в предбаннике смерти свой ожидать черёд
с воздушным шариком детства, пока судьба –
незрячий шарманщик – по гулким дворам бредёт
и всеми забытый мотив повторяет вновь,
и время иное правит – как ни крути,
но за подол хватает ещё любовь,
как малый ребёнок – и как от неё уйти?
И шарик с небом сливается голубой,
шарманщика сквозь столетья зову на чай –
тряхнув стариной, гобеленами, головой,
конец с началом путаю невзначай.
А ночью украдкой на локон луны взглянув,
такой же юной, как тысячу лет назад,
опять тоскую в странном земном плену –
спросить хочу, о чём лучше пока не знать:
ну как там – жарко будет, а, может, нет?
Какую баню выдержать предстоит
за те грехи, о коих ещё жалеть
не научилась? А, может, Господь простит –
и так отпустит без праведного суда
на луг зелёный – к стрекозам и василькам?
И души родные пусть прилетят туда –
весёлые искры бессмертия высекать.
Ну что сказать – конечно, не вознеслась
на все вершины, к которым лежал мой путь.
Но перед миром не прячу стыдливо глаз –
деяний добрых небесный ларец не пуст.
С горчинкой грусти памяти каравай
есть с кем разделить – не боясь посмотреть назад,
откуда жизни тянется караван,
и всё именами истинными назвать.
Я так скучала на войнах и на пирах –
меня не брал обладанья азарт слепой.
Я лишь к стихам летела на всех парах,
и в словотворении мира была собой.
Но сколько ошибок, срывов, низин, потерь
на долгом пути – покаяния близок срок.
Улиткой безропотно, может быть, стать теперь –
в себе затвориться, последний уча урок,
и в тишине избегая ненужных слов,
до оболочки панцирной жизнь ужать?
Но проникает в сердце ещё любовь
соринкой света – и как от неё сбежать?