Неторопливо говорю про жизнь свою.
Склонилась батюшки седая голова,
Мои он слушает внимательно слова:
– Я, батюшка, во всём порядочной была,
Всем делала добро и не желала зла,
Трудилась честно и чужого не брала,
Не убивала никого и не лгала.
Людей любила, все меня любили
И, что бы я ни делала – хвалили.
Подруги и друзья – всегда и всюду…
Грехи? Ну, что Вы, батюшка, откуда?!
– Да, в храме нашем ты одна такая,
С амвона объявлю, что ты – святая.
Я не хочу расстраивать, конечно,
Но до тебя Христос лишь был безгрешным.
Признаться честно, я оторопела.
Речь батюшки нутро моё задела.
Вдруг стало неуютно, страшно, стыдно,
И неприятно очень, и обидно.
Потом был разговор у нас серьёзный
В тот день весенний и Великопостный.
Всю наизнанку вывернувши душу,
Священник сотрясал меня как грушу.
И падали к ногам плоды гнилые –
Грехи, пороки, страсти роковые:
Ложь, эгоизм, гнев, зависть, жадность, злоба,
Упрямство, лень, тщеславие – особо.
А разговор всё продолжался долгий…
Самодовольства острые осколки
Вонзались в сердце, прямо в середину,
Гордыни разрывая паутину.
Когда же я в аборте признавалась,
Сквозь пол мне провалиться оставалось.
От ужаса несвязно что-то лепетала…
Убийство?.. Господи, прости… не понимала…
И были слёзы, боль, недоуменье…
Как я не замечала прегрешенья?
Меня епитрахилью накрывая,
Сказал священник тихо: – Отпускаю.
Я, ощутив глубокое паденье,
Почувствовала вдруг освобожденье
От тех грехов, что с юности носила.
Вот покаянья искреннего сила!
Спасибо, батюшка, за сердца очищенье.
Спасибо, Господи, за Милость, за Прощенье,
За Жертву, за Любовь, за Кровь Твою и Тело...
Я с первой исповеди птицею летела.