кричал он в трубку горячо —
и предлагал собрать наш выпуск,
вернее, тех, кто жив ещё.
Он говорил: устроим вечер,
расскажем, кто чего достиг,
а умершим — поставим свечи
и молча выпьем в память их…
Нет, старый друг — пусть будут живы!
Зачем же принцев молодых
делить на мёртвых — и плешивых,
делить на мёртвых — и седых?
Да это что: почти не страшно!
А страшно, коль придут сюда
фарфоровая та — Наташа,
хрустальная — Лариса та.
Как встретить? Льстить? —
Я ж не притвора,
скажу — так без обиняков:
от хрусталя того, фарфора,
боюсь, лишь груда черепков.
Зато в стихах — все их приметы:
те звёзды глаз,
волшба тех уст!
Мы думаем, что мы поэты —
да, но поэты наших муз!
Жить, чтоб воспеть их!
Восхищаться
бессмертьем чуда,
чей наряд
нетленно хрупок!..
Повстречаться
надеюсь и у райских врат.
В раю б нам всем устроить вечер
и пир последнего звонка:
там каждый юн,
там каждый вечен —
в прекрасной стадии цветка!
Кто это там, солистка хора?
Кто в пьесе дочка короля?
Наташа — та, что из фарфора!
Лариса — та, из хрусталя!
Они, конечно — грёз принцессы,
что вдохновляли и вели!..
Одна хотела в стюардессы,
вторая — строить корабли…