Смотрю в жилище, теплая, с любовью,
Глотая очень горькую слезу.
О, кто утешит долюшку ту вдовью?
Одна я, искушенная, в грозу.
…
Жила в деревне тетка Зинаида,
На славу рукодельница была.
Добра лицом, приветливого вида,
По правилам хорошая жила.
Всем к празднику скатерки вышивала,
Уж на ногах, пригожая, чуть свет.
На посиделках праздно не болтала,
По пятницам не жарила котлет.
И не забыть ей год тот 45-й,
Как зеркала завесила беда,
В шкатулке уголком конвертик мятый,
Залитый кровью в лютые года.
А в том конверте горе и ненастье,
В последней строчке – «Милая, прости!
Мы с Ванечкой желаем тебе счастья,
Нам завтра в бой решающий идти».
В багровых росах горевала долго,
До сей поры там слышен бабий крик.
Без устали работает иголка,
Сияет на холсте Николы лик.
В избе светло, салфетки кружевные
Украсили дубовый старый стол.
Гостят у Зины девы молодые,
Уж полумесяц лаковый взошел.
А добрая поспешно платья вяжет:
«Девчонки, выбирайте поскорей!»
Потом вздохнет и карточку покажет,
Где маленький сынок в обнимку с ней.
А вот и муж, желанный и красивый,
Трудяга и заботливый отец.
Всё хвастал, что, наверное, счастливый
В Николу день пошли мы под венец.
Задумчиво к окну подсела Зина,
Напротив погасили в избах свет,
Темно в глазах, и страшная картина,
Сыночка и супруга больше нет.
Не умолчи, Николушка родимый,
Увидишься с любимыми в раю.
Тянулась благодать к душе ранимой,
Давно за вас пред Господом молю.
А спозаранку тишину нарушив,
Знакомый молодой беспечный смех.
Угодник-чудотворец долго слушал,
Как балаболит с девушками грех.
Да захворала тетка Зинаида,
Который день сидит уж у окна,
Бела как снег, болезненного вида,
За что ж пригожей участь та дана?
«Ну посетите, девки, Зинаиду!» –
Кричит с крыльца хромой сварливый дед.
«Какую затаили вы обиду?
Ну времена, ты видел то, сосед?»
«Да видел я. Пойду до Зинаиды,
Проведаю и хлеба отнесу.
А к вечеру отправлю бабку Лиду,
Доить ее бодливую козу».
О как перед грозой дышалось тяжко!
Встревоженную душу совесть ест.
На чистом теле белая рубашка,
На ней сияет с ниток черных крест.