Людмиле
Я нашёл его случайно
среди старых
школьных книг,
и не понял я сначала,
что тетрадка та —
дневник.
А когда прочёл запоем
чью-то юность,
чью-то грусть —
в смысл вник,
стихи запомнил,
что встречал там,
наизусть
повторяя —
зарябило
вдруг в глазах,
и обомлел:
это — жизнь моей любимой,
где — ни слова обо мне!
Устыжусь: читал!
Но каюсь
в той нечаянной вине.
Да и что дневник твой? —
Казус,
где — ни строчки обо мне!
В нём — чужие люди жили,
милой думы полоня,
и нисколько не тужили,
что не знают про меня…
Наконец,
припомнив даты,
смог я
истину извлечь:
был закончен он когда-то
в предэпоху наших встреч!
Почему же
то пустое,
что, быть может,
в дневниках
и описывать не стоит, —
не забудется никак?
Тени тайного укора
закрывают небосвод:
переплёт из коленкора —
мой
невольный
переплёт!
И, растерянный,
ревную —
к тем, к далёким временам,
где судьбу свою иную
ты звала по именам…