уже ставший легендой в истории нашего рода.
Когда взяли село наше немцы —
а под ним полегло половина немецкого взвода —
Были злые, как волки:
из домов они гнали и старых, и малых,
Чтобы жить в тех домах, тёплых даже зимой,
а село — пусть в холодных подвалах.
Бабкин дом, перед самой войною построенный,
был и красив, и просторен —
И понятно, что сразу же
был он отмечен особым постоем:
В нём стояли танкисты,
вальяжные, важные фрицы.
В общем, немцы, замёрзшие — в доме,
а бабка с детишками, как и другие, в подвале ютится.
Немцы печь затопили,
а дрова не горят — толку нет никакого от печки.
Вот беда:
не случалось, похоже, у немцев подобной осечки.
И кричат они бабке из дыма:
«Эй, матка! Проклятая печка твоя нам срывает пирушку!»
Что же делать?
И бабка бежит — открывает им, иродам, вьюшку.
Сразу печь разгорелась. Дым стал уходить, потеплело.
И бабушка — к двери. Но, видимо, этого мало.
«Матка, матка!..» — кричат.
Что же делать? И бабка им жарит картошку и сало.
Дело знает она,
ведь в колхозе лет пять она кряду, —
А доверят не каждой! —
свою полевую кормила бригаду.
Ах, как сало шипит!
Ах, как домом родным вкусно пахнет картошка!
Немцы ждут – не дождутся…
И вот заиграла губная гармошка.
Немцы рады, гогочут:
выходит пирушка на славу!
И не «маткою» бабку зовут,
а уже уважительно «фрау».
«Ладно, — ей говорят,
по-немецки, но всё же понятно, —
Вон какая метель —
твоим деткам в подвале сыром неприятно.
Знаем русский мороз!
Чтоб не мёрзли твои человечки,
На ночь — ну, так и быть — полезайте на печь.
Ночевать мы не любим на печке…»
Ну а утром, едва рассвело, немцы снова за стол,
да случилась у немцев оплошка:
Немцы злые, как волки —
пропала губная гармошка.
Немцы к будущей бабке моей
подступают с наганом:
«Где гармошка? Верни!
Нужно лучше смотреть за своим хулиганом!..»
Ни жива — ни мертва!
Ужас в уши стучит, разрывает ей клетку грудную:
Каково было видеть,
как сын возвращает фашистам гармошку губную!
Каково было знать:
и за меньшее даже другие лежат под забором!
Да силён её Бог: ей везло!
Даже сын — дядька будущий мой,
когда вырос, не стал хулиганом и вором.
Его высекли, правда:
ну что же, за дело, я думаю — так поделом непоседе…
Тут, пожалуй, пора бы
и точку поставить нам в нашей беседе.
Раньше так бы и сделал.
Теперь же, когда я и сам на правах ветерана,
А другие герои — мертвы,
точку ставить, мне кажется, рано.
Дед мой был на войне,
дед мой в письмах читал: всё в семье его цело.
Дед рассказывал мне:
в плен однажды немецкого взял офицера.
Дед сказал напоследок:
чуть что бы не так, он его б застрелил непременно —
Да спасло его фото, где фрау и дети.
И теперь офицер тот, наверно, живой возвратился из плена.
И теперь, может быть,
в знаменитом роду его прусском,
Существует легенда
о добром разведчике русском…
Нет! Не добрые мы,
ведь живём на земле, в облаках не витаем,
Но добром — за добро,
злом — за зло
мы платить не устанем!
И я внукам своим расскажу,
хоть всю жизнь ненавижу фашистов,
Нашу с ними историю эту:
про бабушку, дядьку, губную гармошку
и добрых немецких танкистов.
Пусть всё сами решают: платить — не платить,
но пусть они знают при этом,
что есть у того и другого народа
Нетипичная правда,
легенды особого рода!..