В Доме русского зарубежья им. А. Солженицына в Москве, а затем в Сопоте на международных литературно-образовательных чтениях прошли творческие вечера писателя, журналиста, переводчика с датского Нины Гейдэ — москвички, живущей в настоящее время в Копенгагене. Многожанровая литературная программа знакомила слушателей с творческой мастерской писательницы, много лет живущей в эмиграции. Зрителей также ждала встреча с новой работой Нины Гейдэ – видеодиском – или, точнее сказать, видеокнигой «В чужом раю», где собраны стихотворения, посвященные опыту эмиграции и жизни в чужой языковой и ментальной среде. Особенность диска в том, что стихотворения Н.Гейдэ читает профессиональный чтец, лауреат Всероссийского конкурса художественного слова, руководитель клуба тульских православных писателей «Родник» Владимир Алёшин. Между Копенгагеном и Тулой протянулся мостик русского поэтического слова.
Постижение сути
Ведь нынче не так, как когда-то
в тумане военного ада,
родную страну покидаем.
Тогда почему погибаем
в чужом безвоздушном пространстве…?
(«Эмигранство»)
Восторг чужеземным вполне в духе нашей творческой и иной элиты всех времен, но постижение его сути, как и любой сути – прозрение – это удел избранных: Цветаева с ее «давно разоблаченной морокой», неизбежно возникающей вновь; Ахматова, запечатлевшая помрачение духа европейским высокомерьем; младший Тарковский, гениально и зримо явивший лик ностальгии… Представленная на диске видеокомпозиция продолжает тему, традиционную для русской эмиграции, ее философии, культуры.
Поэт и чтец – выпускница Московского Университета, ныне волею судеб жительница Копенгагена, Нина Гейдэ и, в прошлом – летчик, основатель тульского клуба православных писателей «Родник» Владимир Алёшин – пронзительно искренне рассказывают об эмиграции с двух берегов – из Дании и из России.
Только так и стоит беседовать с собой, только так и стоит рассказывать другим, если хочешь рассказать о настоящем, о стоящем, о драгоценном, которое за семью печатями, за дальними далями, которое так далеко, но всегда с тобой, которое не дается просто так, ради забавы, как простое увлечение. Это всегда из ряда «проклятых вопросов». Это требует всего себя и всерьез.
Движение же тропою эмигранта к себе самому, устремление мысли, чувства к исконным «ключикам», родникам, сокровищам – это путь. Путь очарований и зыбких миражей в пустыне, путь фееричных карнавалов и нежданного срывания масок, путь жажды и горечи, заставляющий извлекать нужную ноту.
Бредём, как верблюды, продеты
в ушко назиданий игольных,
мы — стадо чужих, неугодных,
из милости взятых к кормушке,
теперь нам поведать кому же
что золото, коим прельстились,
давно в черепки превратилось?
(«Эмигранство»
Пролезешь в игольное ушко – может, и будешь в раю. На видеодиске «В чужом раю» евангельская притчевость, метафоричность задана поэтом изначально темой рая, и усилена Владимиром Алёшиным – автором композиции, который безошибочным исполнительским слухом вынес эту контрастную метафору в основу художественного повествования.
Постигается это пространство многоуровневой антитезой рая истинного и кажущегося, искусственного, чужого и родного; памятью о целостном бытии, о счастье как о Божественной общности, а не «вылепленном из теста». Речь идет об объективно значимых категориях – тех, которыми и характеризуется бытие: доме, друзьях, сыне, языке, природе, чувстве. Через тоску о родном приоткрывается дверь и в мир чужой, «который нам ни по запахам, ни по замыслам не знаком».
И на языковом уровне здесь привлечены указательные местоимения – вместо имени, говорящие об отсутствии своего, родного, определенного, раз и навсегда заданного и названного. В таких эмигрантских краях – преимущественно замещение, неимение, невладение:
Не те дома, соседский дух не тот.
И праздники не те, застолья, песни.
Не те друзья, не тот уже полёт
в расчерченном на клетки поднебесье.
(«В чужом раю»)
Так оказываются потрясены основы бытия. Теперь и задача переселенцев из родного в чужое – «весь мир перетряхнуть, переназвать». Именно этого требует «мисс железная Эмиграция». Автор выдыхает в максималистском порыве то, что не в силах утаить:
И кажется, что нет меня
на свете, где сердца, как зимы,
где жизнь расходится по шву –
как тот кафтан нелепый Тришкин;
где всё, чем с юности живу –
уже обманывало трижды.
(«Датская метель»)
Есть такая вещь, как менталитет, укорененный в сознательном и бессознательном образ мысли, есть национальный характер, и мы рискуем прослыть профанами, если пустимся в рассуждения, чей же лучше – русский или дасткий, и кто первый придумал кататься на санках. Скандинавские писатели и поэты рассказали немало удивительных историй о настоящем в том краю, где им суждено было родиться и сгодиться; сочинили свою сказку о были. И лучше прочитать ее в подлиннике, поскольку родной язык запечатлеет то, что не сможет потом передать самый умелый переводчик.
Речь о другом – о нарастающей экзистенциональной пустоте, которая и заставляет писать обратное – быль о сказке. И здесь острее взгляд чужестранца, тоскующего по родине. Он видит чужое и странное для самого существования человеческого, когда природа «светлых лишается сил», а главная задача эмиграции
лукавое являя естество,
заманивать в ловушку в роли дичи –
с охотничьим бесстрастным мастерством.
И души разорять, как гнёзда птичьи.
(«Ловушка»)
Страшная штука, ловко пойманная в русской пословице «свято место пусто не бывает». Это евангельский перифраз. Помните, на опустевшее святое место «придут злейшие семь бесов». И приходят всё более охотно. Оттого, впечатление такое, как будто выключили свет, как будто льет дождь-одиночка и ему не будет конца. И только голос лирической героини – новой Герды — Гейдэ, да сказочника, не оставляющего никогда свою героиню – Андерсена — Алешина вселяет надежду. Их перекличка, диалог, унисон, созвучие – и вот, мы уже верим в благополучный исход – в то, что снова «по-русски назовётся на родину летящая любовь».
Слушая композицию, невольно делаешь открытие. Неслучайно, в этом раю, который и не рай вовсе, так много тоски по детству. Потерянный мир детства – это у всех – у эмигрантов и у тех, кто никогда не покидал своей страны. Это лишение гражданства, и, часто, добровольное; это всегда эмиграция во взрослый мир. Условие возвращения в ту страну прописано в той же книге о родном рае: «Будьте как дети».
В детстве чудеса, которые просто так – из обыденного. Это взрослость делает умный вид и ничего не может. Здесь «гадают чужбины суровые маги» и лгут, конечно. Детские книги, в которых «застыл мамин голос», «запеклось медовым пряником безмятежное детство», когда-то задали точные координаты во времени и в пространстве, они знали, где находится чудесная страна, и знали ее законы:
Они когда-то учили меня любить,
не боятся чудовищ и верить в чудо.
Они назвали первыми словами мир,
населили его красками и чувствами –
и он навсегда остался таким.
(«Детские книги»)
Детство всегда «там, где на ёлке зимней зажгут звезду» – рождественскую, Вифлеемскую, даже не подозревая о том, что она таковая. Там же и бессмертие, и рай, и любовь. Поэт с детским упорством произносит слово «любовь» на родном языке, именно так, как хочет сердце; говорит и говорит о любви.
Многоголосье чувств
В композиции особая роль отведена языку. Есть, конечно, и непосредственно, любовно, бережно подобранный В. Алешиным видеоряд, создающий трамплин- простор для собственных ассоциаций. И всё же роль первой скрипки принадлежит голосу, тоскующему с поэтом, восторгающемуся, сострадающему, расставляющему свои, идущие от сердца, акценты. Голосу вообще, как точнейшей психофизиологической характеристике личности, почти невозможно скрыть фальшь, инородство. Идея озвучивания языка-слова-поэзии речью, музыкой особенно насущна в данном контексте. Мастерство художественного слова помогает именно услышать, распознать на слух, идентифицировать с забытым, но заложенным в генетический и культурный код, звучанием, смыслом.
Исполнение стихотворений русскоязычной датской эмигрантки русским православным провинциальным интеллигентом утверждает и единение посредством родного языка, и универсальность поэзии и истинных чувств. Созданная таким образом видеокомпозицияне оставляет ни единого шанса обусловленности художественных образов и поэтического стиля Нины Гейдэ женской сентиментальностью или капризами датской природы.
И есть ещё волшебный язык, в меня вошедший
Господним повеленьем – так, как вошла душа
(«Русскому языку»)
И это после того, как датский почти приручен, а с ним и английский, и немецкий, и французский… Вот он, ответ и ключик к образам, стилю, рифмам стиха; к редкостной, озаренной внутренним светом интонации исполнителя.
Слушателя ждет эстетическое наслаждение особой звукописью стиха Нины Гейдэ и вдохновенным чтением Владимира Алёшина. И поэт, и чтец знают толк в слове-звуке и заставляют нас резонировать абсолютно в такт.
Вообще, цель такого жанра, как видеодиск – это усиление, что-то сродни эху в горах – услышал, придал звучание, передал другому; умножил, придал силу. Теперь это уже не одинокий голос, затерявшийся в чужих краях. Обретено, практически, главное для поэта – прочтение. Вне напечатанного слова – звучание. На родине.
[1] Подразумевается стихопроза «Быль о сказке» из книги Н. Гейдэ «Тень незабудки» (М., 2013).
Наталия Викторовна Редозубова
Дорогие Наталья и Нина! Поражает с первых строк пронзительность, такая понятная мне, прожившей за границей (по месту службы отца) почти двенадцать лет! Абсолютно точно переданы эти ощущения, когда:
Не те дома, соседский дух не тот.
И праздники не те, застолья, песни.
Не те друзья, не тот уже полёт
в расчерченном на клетки поднебесье.
Но с такой же силой, как тогда — тоска по Родине, сейчас присутствует ностальгия…
Спасибо.
С уважением, Светлана.
Спасибо, Светлана, за прочтение! Мне так интересно было писать рецензию не на книгу, а на видеодиск — пример состоявшегося сотворчества одаренных в области слова людей — Нины Гейдэ и Владимира Алешина.