Коснемся солнечных ладоней

 
Рецензия на книгу стихотворений Наталии Редозубовой «Воздух».
 
Время, возраст, прочие отметки,
которыми означено житье,
не значат ничего – есть только воздух…
 
Н. Редозубова
 
 
                                 Есть только воздух…
 
     Первая книга – как первый ребенок: хочется вложить в нее все лучшее. А если ребенок еще и не ранний – «родительское чувство» уже осенено зоркостью, мудростью и несуетностью. 
   С первым своим сборником стихотворений поэт, критик, режиссер Наталия Редозубова могла прийти к читателям много лет назад, так как мир поэзии стал ее «воздушной средой обитания» еще в юности. Но тогда не получилось. Время пришло сейчас – из воздуха судьбы и многолетнего самопознания  возникло прекрасное поэтическое дитя зрелого, сложившегося человека, способного уже отделять зерна от плевел, трагедию от фарса, глубинно выстраданное от летуче поверхностного, сиюминутное от вечного.
     Отделять, но не отбрасывать, потому что наше бытие – многогранно и неисчерпаемо в диалектических соперекличках: воздух нашей жизни пронизан этими «ауканьями» и откликами. Возвышенное идет рука об руку с земным, неумолкающее эхо человеческих судеб преодолевает расстояния в тысячелетия, детство перешептывается с Вечностью, любовь не устает менять маски и роли; с бумажного топора, упавшего на шею актера,  стекает живая кровь.
     А поэзия связывает все воедино. Невидимыми воздушными нитями.
Как пишет сам автор в предисловии к своей книге: «Воздух невидим и неосязаем, но солнечные лучи делают явной для глаз синюю часть спектра – мы смотрим на небо и видим его синеву. Поэтическое слово, подобно лучам, выявляет и другие оттенки, пишущий ненасытен в стремлении отразить все оттенки спектра… Это индивидуальное словесное постижение он и предлагает читателю».
     Предлагает в надежде на узнавание, созвучие. Мы все дышим единым земным воздухом и всё-таки – разным. Вокруг нас множество миров человеческих и миров поэтических. Они близки нам или далеки от нас. Но вот происходит чудо сотворчества – поэта и читателя. И тогда их воздух становится общим – родственным, животворящим.
    Именно это удивительное ощущение посетило меня во время «воздухоплавания» по страницам поэтического сборника Н. Редозубовой. Произошло знакомство с еще одной человеческой и поэтической  Вселенной, обогатившей двойной радостью – открытия нового экзистенциального опыта и одновременно узнавания уже знакомых, близких, трогательно понятных душевных переживаний в уникально широком диапазоне: от юности до зрелости. В этом смысле «поэтический воздух» книги, связывающий «разорванность времён», действительно, многослоен и безграничен.
     Вот «девочка с озерами-очами», смеющаяся «безрассудству дня, бегущего рывком, вприпрыжку», уже умеющая читать символы природы, уверенно предлагая свое толкование происходящего:
 
А запоздалый первый снег
меня намеренно дурачил,
он был рассчитан на успех,
сие – ребячество, и значит,
смеяться, опустив глаза,
совсем неслышно или звонко –
так маленькая егоза
судьбу свою сбивает с толку.
 
(«Смеяться безрассудству дня…»)
 
Вот девушка, исполняющая «волшебным звездам сонату-полночь»,  бесстрашно восклицает:
«Пьянящим чувствам не бойся верить»! И как не верить им, не верить себе самой, если жизнь начинается с предощущения чуда, во Вселенной царит гармония, и душа свободно парит в воздушном потоке вдохновения:
 
Звени, душа, душа, пари,
покуда небеса так высоки
и краски ярки,
возьми у звёзд, у ветра, у зари
их вдохновение как твой подарок…
 
(«Звени, душа, душа, пари…»)
 
А через несколько страниц – все-таки,  «не сбив с толку» свою непростую судьбу – к нам обращается женщина, уже знакомая с  горечью потерь:
 
О как поспешность не права,
как невозможно быть нестранной,
моя душа – сплошная рана
и непрерывная вина.
 
(«Прощеное воскресенье»)
 
Как существуют различные воздушные слои – так и в «Воздухе» много измерений. Одно из них – диалектика любви. И в этой диалектике – тоже свои оттенки, отзвуки, настроения. Тут и   поглощающая радость любви «некаторжной, нежной», и настигающая безысходность, когда «усталость овладела тишиной, опустошение закралось в сердце». Автор ведёт диалог с прошлым и открывает сердце будущему, «повторяя любое движенье вязью строк».
     Мир любви парадоксален. Интересен ракурс рассмотрения любви как кражи, когда любящий в одно мгновение напрочь лишается своего эгоистичного, годами лелеемого мирка:
 
Все уходит, когда появляешься ты:
вся моя постепенная жизнь,
долгожданные встречи, сухие цветы
и движение вверх или вниз.
Даже радость, пока не останусь одна,
не мелькнет в отраженье зеркал.
Я безмерно богата, с тобой – я бедна,
ты меня обокрал, обокрал…
 
(«Все уходит, когда появляешься ты…»)
 
Но эта потеря, конечно  – приобретение, как и все в любви. Тема слабости, обретающей силу с любовью, звучит и в поэтическом посвящении знаменитому роману Ф. С. Фицджеральда «Ночь нежна», и  в стихах, адресованных Ариадне Эфрон.  Объект любви далек от идеализации, он всего лишь человек и может быть разным. Только любовь способна увидеть в нем его истинное, настоящее, делающее его уникальным и единственным. И хотя, «действительность даёт уроки, развенчивает усилья и заменяет имена…», власть любви и спасительная роль любимого неоспоримы:
 
Во мне любовь жива,
стрела летела мимо.
Твоя рука ли отвела?
Непостижимо.
 
(«Через плечо скажи еще…»)
 
Ни люди, ни время, ни расстояние, ни рамки земного бытия над любящими не имеют власти:
 
…Может, чужестранцы –
и не их вина,
что никто не помнит
наши имена?
Или я с вокзала
в эту кутерьму,
от своих отстала
и теперь в плену?
Вспышки, сумрак: лица,
только нет лица,
улица ярится
и теряется
………………………
Но сегодня – тайна:
ни зимы, ни лет.
Тонкое касанье,
свет
(«В.Б.»)
 
И  даже, когда воздух вокруг напоен любовью-печалью, которой только и предстоит дышать, нужно принять эту  печаль, увидеть ее тихий свет,  принять жизнь во всех ее образах и обликах: «качай мою безмерную печаль, не утешай меня, а лишь баюкай…»
И «пока не кончилась печаль» – не кончатся и поэтические строки. Так устроен поэт.
 
 
Поэзия – разлучница:
ведь только ей служить.
И остается мучиться,
как остается жить…
 
(«Поэзия-разлучница»)
 
     Тема творчества, власти поэтического дара в жизни – одна из определяющих в «Воздухе». Чем больше дышишь этой книгой, чем глубже вдыхаешь ее экзистенциальный эликсир, тем яснее понимаешь: онаскорее,  о судьбе поэта, чем о женской судьбе. Или, точнее, о судьбе поэта сквозь призму женской судьбы. О путях Слова, которое невозможно удержать в границах одного лишь земного существования. В этом конфликте женского и творческого начал, бытового и бытийного – и высекается порой высокая поэтическая искра.
 
Поэзия потребует
разрыва, страсти, мук.
Блаженство несказанное
вдруг вырвется из рук
в то самое мгновение,
где не любить – творить.
И вновь – стихотворение:
поэзия царит.
 
(«Поэзия-разлучница»)
 
Образ поэзии-разлучницы у Н. Редозубовой – не земной, трансцендентальный. На контрасте с общепринятым и строится: не о бытовом, житейском разлучении речь – автор затрагивает вечную тему служения искусству, порой «разлучающему» нас с обычной земной юдолью. Но кто уже встал на этот путь служения – с него не свернет. Судьба человеческая сплетается с поэтической судьбой, где «строчки будут жить, мечтать, меняться…» И иной раз не уловить границу между реальностью и поэтическим видением – озарением. Да и нет этой границы. Поэзия творит свою летопись бытия: 
 
Слагала буквы в азбуке,
                          слагала
стоявшие так далеко –
                           так близко,
стоявшие разрозненно –
                         друг с другом,
соединяла их в излюбленное
                                       слово.
Была так незатейлива
                                  работа,
и так по-детски трепетно
                                  желанье,
и удивление
   успешностью попытки –
восторг нахлынувшего чуда….
 («Азбука»)
 
Поэт всегда создает свой словарь, свою азбуку образов и символов, не только отражая, но и преображая действительность, открывая во внешних явлениях их  изначальную суть. Он живет в своей поэтической Вселенной и приглашает читателей заглянуть к нему на «звездный огонек», надеясь на радость сопереживания. Но, в то же время, поэт в бытии всегда одинок – прежде всего,  потому, что в творческом своеволии созидает другим невидимое и неведомое: «и вижу мир – и не один – сквозь пламя».  И за это он вознагражден особым даром сохранить «немного чувства в потоке безразличных лет».
     И вот чудо – канут в лету исторические драмы, разрушатся города, забудутся великие свершения, а тонкая невесомая паутинка поэтического слова, возможно, сохранится. Как нетленное послание будущим поколениям, как обращение земли к небесам, как нечто, что кажется на первый поверхностный взгляд бесцельным, но вдруг оказывается бесценным – «поверх границ, времён и расстояний».
 
А дни зачем-то сложились в годы,
а годы, старясь, назвались веком,
а век вчерашний ушел из моды
со всеми драмами, солнцем, снегом.
 
Не возражаете, я останусь?
Возможно, только последним эхом.
Когда-нибудь разобьется память
о глыбу времени зыбким смехом…
 
(«А дни зачем-то сложились в годы»)
 
Однако, поэт у Наталии Редозубовой отнюдь  не демиург, скорее, его служение сродни  пророку, осуществляющему замысел Творца. Поэт должен уловить гармонию сфер и  наиболее точно отразить ее в стихе, как, впрочем, и дисгармонию жизни. Он наделен свободой  уклониться от высокой миссии, «уйти на сторону далече», но, в этом случае, его ждет лишь «словотворчество» «примитивное фэнтези», и, в конечном итоге, ощущение душевной пустоты:
 
Нет строки-продолженья –
а, значит, и замысел ложен.
Наказанье нависло, и этим уже наступило,
промедленье
окажется ли подобно –
бес бессилья гнетет, попирает безликая сила.
 
(«Капля»)
 
 Со временем поэт прозревает до сущности поэзии как дара, который один лишь становится сердцу «покоем мятежным, отрадой», но  может быть отнят за своеволие. И тогда пишущего может спасти лишь жажда живого слова, как живой воды:
 
 Столько раз подносил Ты к губам пламя,
что впору было пророчествовать,
а вот теперь – явь иль снится ужасающее:
искать смысл невозможно – найден,
но опять о другом,
нудно, изматывающе, прозой,
и то еще обещание – «справлюсь».
Не поить после наркоза общего,
сорван голос,
лишь смочить губы, хоть каплю.
 
(«Капля»)
 
«Воздух» также интересен тем, что это своеобразная летопись становления поэтического мастерства автора. На мой взгляд, есть некий элемент бесстрашия поместить в один сборник ранние стихи – еще в чем-то несовершенные, но подкупающие непосредственностью и чистотой  – и стихи уже сложившегося мастера, где по выражению Марины Цветаевой –  «дар души равен дару глагола».  И в них  в полной мере проявляется метафорическая глубина образов, яркая индивидуальность,  особое сочетание сдержанности стиля с пронзительностью внутреннего мира поэта. Лирику Наталии Редозубовой  весьма и весьма условно можно делить на пейзажную, любовную, философскую и какую-то еще: состояние природы, чувства  и мысли лирической героини, а также философские категории  предстают  в неразрывной целостности.
    Здесь и прозрачный, звенящий воздух Окского Плеса, воссозданный автором с помощью уникального приема звукописи как отраженного в строчках эха:
 
Даже между сосен –
осень.
Сыплются иголки
колки.
И слова простые
стынут.
То, что было летом –
где ты?
 
 («Воспоминания об Окском Плесе»)
 
Здесь и постижение того, что не может быть дано нам в опыте и в ощущениях, а открывается свыше как блаженное состояние,  как звук иной частоты:
 
…Блаженное: я поняла теперь,
так почему природа молчалива,
чужда самолюбивого прилива,
что искажает лица, голоса,
она послушна миру, небесам,
и нам внимает терпеливо,
как детям неразумным, зная чудо…
 
(«Звук»)
 
Однако, ощутив небесную гармонию, пишущий опять спускается в мир, где «всуе всяк человек», где жизнь диктует свои законы, где неминуемы смысловые подмены и искажения. Требовательный к семантической точности, поэт не может пренебречь этим обстоятельством и основным его оружием порой становится ирония – он пытается сражаться с противником в  пространстве интертекста, где известные цитаты выстраиваются таким образом, чтобы  в результате был открыт их новый смысл:
 
…О подвигах, о доблести, о славе
поэта далеко заводит речь.
Теперь бы огородами, краями
и лечь на дно или хоть как-то лечь.
И видеть сны: ночь, улица, аптека,
следы таких невиданных зверей,
что, коль протянешь даже и полвека,
то вряд ли с ними будет веселей.
Не стоит, право, снисходить к вассалам
и по асфальту на коньках с глупцом.
…Да нет, березок я не обнимала,
а всё – златая цепь на дубе том.
 
(«Перифраз»)
 
Н. Редозубова предельно искренне рассказывает нам о своей жизни (что есть суть ее духовного и поэтического взросления) от юности и до настоящего дня. И, несмотря на неприглядные стороны действительности, где «сказка богата, да быль бедна», мы убеждаемся   –  первооснова ее поэтического дара неизменна: «осыпать душу светлыми стихами, как белой яблоней – цветущий сад…»
 
Небо душам родней
….А только знать, что вечно тяготенье
ветвей робеющих к пылающим грядам,
а неба – к домикам, и к их свеченью,
и к их чертам.
 
(«Февральские зияющие хляби…»)
 
Опыт бытия у всех живущих на земле уникален. У каждого поэта он тоже свой особенный и неповторимый. Выражать радость и печаль можно по-разному: не только в моменты переживания автором любви и счастья, но и когда лирические строки рождены болью потерь и пониманием мучительных противоречий жизни – вектор поэзии Н. Редозубовой всегда устремлен ввысь. К жизнеутверждающей божественной сути бытия. Высший поэтический план «Воздуха»  – это стихи философские,  столь естественно сосуществующие с другими мотивами книги.
Нить из прошлого, становление и  прозрение души  ведут в пространство библейского стихосложения, и  лирический мотив  стихотворения отходит на второй план,  новые же тексты предстают то гневным обличением пророка, то молитвой. Высокие нравственные максимы предъявлены, прежде всего, самой себе:
 
Гуляю: сырная неделя.
Пишу веселые стихи.
Так кто же я на самом деле:
«О, дай мне зреть мои грехи…»
О, сколько в сердце яда, ада,
и ложка дегтя, и смола
горячая, и нож холодный –
вот то-то я и весела.
 
 («Гуляю: сырная неделя…»)
 
Автор с горечью осознает, что время способно не только преображать, но и притуплять в  человеке первозданность чувств, понижать заданную в юности планку.  В психологии всерьез говорят об «эмоциональном выгорании» личности, причем, часто оно касается как раз людей наиболее чувствительных. Так кто же мы: «фигурки глиняные», которые «изрядно повысохли», или  «мудреные не по летам» взрослые, оставившие мечты, или верующие, готовые без страха пойти по водам?
Для стихотворений философского цикла характерна евангельская  и даже апокалиптическая насыщенность образов.
 
Так вот о чем заветная строка,
так вот какие по сердцу потоки:
живи в пустыне, зри пустое дно
среди толпы, пей кислое вино,
пока не встретишь у воды пророка,
иди, смотри – вся мерзость пред тобой
проходит торжествующим подобьем,
и все поражены ее снадобьем,
бредут ее отравленной тропой.
 
(«А мы живем, как будто жизни нет…»)
 
Н. Редозубова убеждена, что без духовного кризиса и его преодоления невозможно почувствовать единение с Богом, воспринять не глазами, а  сердцем Его слово, пойти за Тем, Кто есть Любовь. Только через отчаяние и признание необходимости божественной помощи душа обновляется, и «небо становится душам родней», чем земная суета.
  Когда закрываешь, прочитав вдумчиво и неторопливо, книгу Наталии Редозубовой – а иначе читать ее невозможно – в душе остается ощущение негаснущего света. Как будто кто-то взял тебя в солнечные ладони и защитил хотя бы ненадолго от холода бытия. Хочется уйти от суетных мыслей и сиюминутных забот и подумать о главном – о смысле своего существования, о лучшем в своей жизни – о пронизывающем ее с детства солнечном луче божественной любви и о щедром даре любви земной, о способности чувствовать и сопереживать, ведь «Воздух» повествует о категориях основополагающих, сущностных –  тех, которые и дают возможность дышать.  
 
Мы все коснемся
солнечных ладоней,
и, жажду утолив,
найдем свой путь,
и мир окажется
прекрасен и огромен:
в нем – тайная искрящаяся суть…
 
(«Когда пройдёт тоска»)
 
Нина Гейдэ,
поэт, литературный критик
Копенгаген

Добавить комментарий