Идёт первая всенощная подготовительной к посту недели. Благословляется слышание чтения святаго Евангелия. В это время в дверях появляется Любаша, женщина особого душевного склада и неопределенного возраста. Её приход всегда вносит в службу некоторое оживление: она быстро и бесшумно перемещается по храму, здоровается с каждым и у каждого выспрашивает что-то своё. Прихожане реагируют на Любашу поразному: редко – взаимностью, иногда – монеткой, чаще – отсутствием реакции, погружением в молитвенное размышление, коротким кивком. Церковные старожилы и прислуживающие тётеньки пытаются её повоспитывать, ознакомить с правилами внутреннего распорядка и элементами катехизации, а то и одёрнуть, отчитать. Слушает она с искренним интересом, глядя в глаза собеседнику, и никогда, никогда не обижается. На всенощной, как обычно, с одной стороны от входа, опираясь на стену, стоит матушка Елена, с другой – я. Любаша, торопливо переговорив о чем-то с матушкой, стремительно направляется ко мне.

– Ей Глеб сказал, что я умерла, – кивнув на Елену, скороговоркой делится она и смеется беззубым ртом. Между тем, отец Глеб в алтаре неспешно произносит: «и пойдите скорее, скажите ученикам Его, что Он воскрес из мертвых и предваряет вас в Галилее; там Его увидите. Вот, я сказал вам.» Любаша явно недовольна моей сдержанностью и непонятливостью: придвинувшись вплотную, она кричит мне в ухо разборчивее, громче и с превеликим весельем.

– Глеб, – теперь, направляя мою мысль в нужную сторону, она обращает взгляд в сторону алтаря, – сказал, что я умерла! И, пуще прежнего, хохочет над этой нелепостью, запрокидывая голову в шапке-ушанке, размахивая широкими рукавами шубы не по размеру, демонстрируя себя в совершенном здравии и чудесном расположении духа. На нас оглядываются, но сделать замечание в столь значимый момент богослужения не решаются.

– Евангелие читают, – с опозданием, на всякий случай, сообщаю я. Из открытых врат протяжнее по нарастающей доносится: «…уча их соблюдать все, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века. …»

– Ага, – соглашается она со мной и, затихнув, переходит на другую сторону.