я выплыла на белой яхте детства
в морскую кипень жизненного действа,
был капитан учён и всё учёл:
стихии своевольной шторм и штиль,
внезапные пиратов нападенья
и даже выступленья не по теме
соблазнами мерцающих светил.
Как стаи рыб цветных, мелькали дни,
неслись года, менялись страны, страсти –
и я сама легко чинила снасти,
бессонницу плела, белила сны.
Беспечна, сумасбродна, весела
стояла я на палубе с биноклем,
и бытия раздался главный оклик –
и я ребёнка на руки взяла.
Друг к другу две склонённых головы
Вселенной изменили стенограммы –
я привыкала к сладостному «мама»,
и к жертвенному облику любви.
И мир со мной сквозь тучи к солнцу плыл,
к потерям шёл через проливы счастья –
и я была пронзительно причастна
и к волнам, и к мерцанию светил.
Но быстро оказалось позади
всех обольщений сладостное бремя.
И вырос сын, и обмелело время,
и вспять пошло течение судьбы.
И вот уже давно ни ветерка,
способного вернуть движенье яхте.
И некому теперь стоять на вахте,
лишь капитана слабая рука
пытается ещё держать штурвал,
но мы обречены кружить на месте,
и где-то там девятый вал намечен –
а в нём ещё никто не выживал.